Не в пример своим подругам Аклима считала себя женщиной с твердым характером, красивой и очень цивилизованной. По причине этой непоколебимой убежденности в своем превосходстве над другими она держалась гордо и повзоляла себе капризничать по любому поводу. Именно такое мнение Аклимы о собственной персоне часто служило источником ее ссор не только с односельчанами, но и с мужем, бухгалтером Сопытаем.
Сопытай с первого дня их знакомства вполне довольствовался гробовым молчанием. Вот и на сей раз, когда Аклима с шумом вошла в его кабинет, где все раз и навсегда было завалено нужными и ненужными Сопытаю всякими брошюрами и толстыми книгами по экономике, где считались доходы и составлялось финансовое будущее совхоза, Сопытай не удостоил жену вниманием, даже не поднял головы от счетов. В данную минуту он сидел над квартальным отчетом совхоза.
— Тысяча сто восемьдесят пять, — увлеченно шептал Сопытай и вкусно причмокивал. — Та-ак… Семь тысяч восемьсот шестьдесят четыре… Семнадцать тысяч триста сорок шесть… Вот так! Теперь-то все пойдет как по маслу…
Аклима постояла рядом с мужем, послушала этот шепот.
— Господи! Утихнет когда-нибудь щелканье этих проклятых счетов? Так-так! Так-так! Будет этому конец?
— А? Что случилось? — не отнимая пальцев от костяшек, рассеянно спросил муж.
— «Что случилось»? А то! Ты никогда ничего не знаешь! Что может быть хуже, если!.. — тут Аклима задохнулась от волнения и потому не смогла закончить свое известие.
— Снова поссорилась?
— Не я, а они!.. Это ты во всем виноват! Ты такой тихоня, что тебя никто не боится и потому не уважает. Если бы тебя уважали, никто не издевался бы надо мной!
— Что они тебе сказали?
— Если б сказали!.. Наговорили полные уши! Разве жене директора совхоза кто-нибудь посмеет хоть словечко сказать? Нет! Даже жена управляющего живет спокойно! А мне, жене бухгалтера, чего только не говорят! Ой, как мне все это надоело!
Аклима вся дрожала. Когда она сообщила, что все ей надоело, силы покинули ее, и жена бухгалтера упала в кресло, закрыв лицо ладонями. Сопытай бросил взгляд в ее сторону и тут же вернулся к квартальному отчету.
— Ты скажешь тоже, — между прочим заметил он, ни на мгновение не отрывая глаз от какой-то таблицы.
— А-а! Выходит, я еще и виновата! Ладно, нам с тобой не о чем разговаривать! — всхлипывая, выкрикнула она. — Потому что честь своей жены ты не ценишь ни на грош. Тебе наплевать на мою честь!
— Почему же наплевать? Нет, не наплевать, — вяло ответит Сопытай, размышляя над показателем прибыли.
Она отняла ладони от лица, широко раскрыла мокрые глаза и с надеждой уставилась на мужа.
— Почему же тогда ты не заступишься за меня?!
Он пожал плечами.
— Вот глупая, что же ты хочешь? Чтобы я с бабами из—за тебя ругался?
— Зачем ругаться, — тут же откликнулась она с крепнущей надеждой. — Ты научись вызывать почтение из-далека. Прошлый раз ты жене Толымбета, оказывается, премию выхлопотал. Да-да, ты выхлопотал! А она с тех пор мне проходу не дает. Знаешь, как она меня оскорбила? Вертихвосткой меня обозвала!
Он поднял голову и внимательно посмотрел на жену поверх своих круглых очков.
— Как-как?! Вертихвосткой?! — И вдруг захохатал. – Ха, вертихвостка! Интересно! Это что-то новое в нашем совхозе.
Она медленно поднялась с остановившимся дыханием. Удивлению Аклимы не было границ.
— Ты… ты… Ты чего это смеешься? Нет, ты посмотри-ка, ему это интересно! — Она вплотную подошла к мужу.
— Как чего? Смеюсь, потому что это смешно. — Сопымтай действительно развеселился на редкость.
— У тебя нет ни гордости, ни чести. Пусть кто-нибудь попробует сказать такое слово жене директора или управляющего. Вот в чем все дело!
— А может, дело в том, что они умеют ладить с людьми?
— А я, по-твоему, не умею? Да? По-твоему, я хуже всех, да? Да если хочешь знать, они говорят, что единственное достоинство моего мужа, это зарплата! Ну что, съел? На тебе, наслаждайся.
— А что, правильно. Зарплата — это немаловажное обстоятельство.
Аклима давно махнула рукой на характер своего мужа, но она не думала, что и на сей раз Сопытай сохранит полное спокойствие.
— Боже мой! Ты, оказывается, способен проглотить все, что тебе подсунут! Ну прямо слов нет! Да ты знаешь, что сделала эта гнусная женщина сегодня!..
— Тысяча семьсот двадцать… Не знаю.
— Когда я вытягивала ведро из колодца… — Аклима опять начала задыхаться, вспоминая страшную обиду,— эта дрянь позволила своему ослу обнюхать мое ведро!